Капли дождя на солнечном снегу. Повесть - Елена Сигал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матвей припарковался, втиснувшись между «Хаммером» и внушительным «Линкольном», почувствовав себя крохотной букашкой среди титанов.
– Спасибо Вам, Матвей, – она уже взялась за ручку дверцы, бросила взгляд на дверь парадного, и отпрянула от окна.
Матвей, тем временем, заметил, что у входа развивалась любопытная сцена: сначала вышел мужчина, осмотрелся, затем заглянул внутрь, и следом вышла девушка.
Даша с неприязненным удивлением наблюдала эту сцену. Мужчина, в котором Матвей узнал того самого щёголя, встречавшего иногда Дашу, проводил девушку до дороги, поймал машину, расплатился, и вернулся в дом.
Матвей молча завёл мотор, и поехал к своему дому. Даша сидела рядом, притихшая. Матвей ощутил беспокойство: лучше бы она кричала, билась в истерике, но в ней будто стальная пружинка засела и повеяло ледяным холодом.
«Жигули» притормозили у подъезда. Матвей открыл Даше дверцу, и коротко бросил:
– Пойдём.
Даша послушно поплелась за ним.
Дома он проводил её в комнату, усадил на диван, достал бутылку «Хеннеси» – «родительское подношение» на «День учителя» в школе, налил немного в бокалы себе и Даше, вытащил из холодильника нарезку. Даша выпила бокал залпом, он налил ещё, потом сообразил, что с утра они оба ничего не ели.
– Дашенька, я пойду, приготовлю нам что-нибудь поесть. Не скучайте, я скоро, – удалился на кухню.
Ничего более оригинального, чем омлет с сосисками, он не придумал. «Ну и ладно, – подумал он, – во всяком случае, быстро». Через десять минут нехитрый ужин был готов, и Матвей заглянул в комнату, чтобы предупредить гостью. Даша спала на диване, подложив под голову плюшевого пса. Матвей взял плед, и осторожно накрыл гостью. Коньяк, похоже, пришёлся кстати. Матвей присел рядом на кресло, размышляя, стоит ли убирать со стола. Взгляд упал на мобильник Даши.
«Вот это сделать стоит!»
Матвей взял мобильник, пощёлкал кнопками, выключая звук.
«На сегодня абонент недоступен. Оставлять сообщения не нужно»
Осторожно, стараясь не шуметь, налил себе ещё коньяка, присел в кресло.
Свет от уличного фонаря запутался в Дашиных волосах, разметавшихся по плюшевому псу. Её лицо в вечернем свете казалось ему ещё прекраснее.
«Надо же, как удивительно! Ещё утром она была недоступна, ты мечтал о ней, и вот – она рядом, спит на твоём диване, и ты можешь дотронуться до неё рукой»
Он внезапно устыдился своих мыслей и покраснел, будто кто-то мог его услышать.
Дашино лицо вдруг озарилось светлой улыбкой во сне. Он удивился: такой тяжелый день был, столько событий, а она улыбается, и снится ей что-то хорошее! Похоже, светлый человек эта девушка Даша!
От коньяка ли, от мыслей своих, или от усталости, он заснул прямо в кресле, и снилось ему, что летит он на качелях вместе с мамой, а потом лицо мамы превратилось в лицо Даши, и он чувствовал щекой её волосы, в которых играл ветер, и прохладный запах её духов, как весенняя трава. И радость – бесконечная радость!
Глава 3
Он проснулся от лёгкого прикосновения ветерка. Открыл глаза и машинально посмотрел на часы. Он проспал! Что-то изменилось в этом мире. Что-то сдвинуло его с привычной орбиты, если он не завёл будильник с вечера, и проспал!
Матвей скосил глаза в сторону, и понял, что его разбудило. Точнее, кто. Кот сидел на спинке кресла, и укоризненно смотрел на хозяина, словно говоря: «Ты чего? Завтракать пора, а ты спишь!» Даша спала на диване, свернувшись калачиком. Матвей пошевелил затёкшей шеей, и, стараясь не шуметь, осторожно поднялся с кресла, но, видимо, почувствовав движение – женщины чутко спят – его гостья распахнула глаза, и… сонную безмятежность прорезала горькая складка воспоминаний прошедшего дня.
– Я разбудил Вас, – смущённо заметил Матвей. Он вдруг растерялся, и не знал, что сказать в следующую минуту. Он видел, в каком смятении она сейчас. Вчера. Это «вчера» никуда не денешь, и это им ещё придётся прожить и пережить. Он так и подумал: «им», потому что с первых же слов, сказанных ими друг другу, понял, почувствовал, что теперь несёт за неё ответственность. Слишком много было теперь вопросов. Кто стрелял в неё? Знает ли она, почему? И в неё ли стреляли?
Он вдруг разозлился на себя: «Чёрт возьми, куда ты ввязался?!! А может, это просто бандитские разборки, и твоя прекрасная нимфа – лишь винтик в чьей-то нечистой игре?»
Чтобы скрыть злость, он прикрылся галантностью:
– Пойду, сварю кофе. Что Вы предпочитаете на завтрак? – и тут же прикусил язык. То, что она предпочитает, вряд ли найдётся в его в холодильнике.
Даша улыбнулась. Складка исчезла.
– Не беспокойтесь! Я с удовольствием выпью кофе. И тост с маслом. У Вас есть тосты?
– А…, – тьфу ты чёрт! Он чуть не спросил, не вредно ли это для фигуры! – Да, есть, конечно…, – и снова выругался про себя: что за дурацкие мысли лезут в голову!
– Мне нужно в душ, – робко попросила гостья.
– Конечно, там халат… Вы можете им воспользоваться, – Матвей поспешил убраться на кухню, чтобы скрыть смущение.
Через пару минут, когда кофе был готов, Даша вышла из ванной в его махровом халате, без тени косметики, и стала такой домашней и беззащитной, что Матвей едва не выронил джезву, засмотревшись на такое преображение.
Даша будто не заметила реакции Матвея, весело присела к столу и, отхлебнув глоток кофе, зажмурилась от удовольствия:
– Как в лучших домах! Где Вы так научились варить кофе?
– Это одна замечательная женщина меня научила. Она была… как моя бабушка. Она умерла.
– Простите, Матвей… А кофе чудесный!
Глава 4
За глаза её все называли барыней. Гордая осанка, высокая причёска, всегда ухоженная до лоска – она и была похожа на барыню из девятнадцатого века.
Когда Анна Ивановна впервые узнала, как её называют в школе, она хохотала до слёз. Отсмеявшись, смахнув слёзы, она топнула ногой и весело заявила:
– А что? Барыня! Ведь, как есть – БАРЫНЯ!
Она умерла быстро и спокойно, во сне. Просто заснула и больше не проснулась. Готовилась ко сну, будто знала, что уходит: навела порядок, вымыла пол. Надела чистую сорочку, повесила на стул чёрное платье, положила на стол копию завещания.
Матвей запомнил тот последний день перед смертью Анны Ивановны, и последний с нею разговор:
– Ты, Матвей, живи так, чтобы не держать обиды на людей. Учись прощать сразу и бесповоротно. Ты не знаешь, какой тебе отпущен срок. Ты ответствен не только за свою жизнь, но и за уход из жизни.
Почему одни уходят быстро, а другие мучаются сами и мучают близких людей, вынужденных ухаживать за тяжелобольным? Не отпускает их Бог, пока они не простят, пока не поймут, что близкие люди к ним – со всей душой.
Не близким нашим в наказание даётся обязанность круглосуточно дежурить у нашей постели, а нам – чтобы мы поняли: они беспокоятся о нас, они всегда готовы прийти на помощь, отложив свои дела. Бог хочет, чтобы мы с благодарностью и прощением приняли их. Когда мы примем наших близких с благодарностью, когда простим всех, кто по нашему мнению, нас обидел, жизнь отпустит нас, и мы уйдём в другой мир, не обременённые долгами.
Тот человек, в душе которого нет обиды и злобы, в награду получает только лёгкий переход от жизни к смерти.
Когда умерла бабушка, Матвей оказался в детском доме. Пожилая заведующая, проводив Матвея за дверь, и посадив его на облезлый стул, чтобы ждал, осталась в кабинете с воспитательницей. Через приоткрытую дверь Матвей слышал обрывки разговора: «Мальчик… мать умерла при родах за границей… родственников нет… квартира служебная… забрали… инвалид….» Ничего он не понял из того разговора, но запомнил, и потом уже, став взрослым, понял, о чём говорили в тот день взрослые.
Анна Ивановна, воспитательница с тёплыми, но строгими глазами, в которых, казалось, притаилось по смешинке в каждом, заметила однажды, что Матвей имеет склонность к рисованию, и через год отвела его в специализированную художественную школу. При школе имелся интернат, и Матвей оказался в среде талантливых ребят, которые съезжались сюда со всей страны. Анна Ивановна навещала его часто. Иногда они присаживались за стол в интернатской комнате для занятий, и часами говорили. Всё было в жизни Матвея – и разбитые стёкла, и расквашенные носы. Но ни разу Анна Ивановна не укорила его. Она просто рассказывала о людях, о характерах, и в её историях не было места злобе, агрессии. Там все жили дружно, потому что понимали и принимали людей такими, какие они есть. Матвей с интересом вслушивался в слова Анны Ивановны, и представлял себе тот идеальный мир, в котором люди живут дружно и понимают друг друга. Это была та сказка, в которой хотелось жить, и всеми силами мальчик стремился построить этот мир, хотя бы в самом себе.
Получив аттестат, Матвей легко поступил в художественный институт. Однажды, когда он ещё учился на первом курсе, Матвей заметил на остановке Анну Ивановну с огромным пакетом. Подбежал к ней, подхватил пакет, и рассердился:
